Года три назад в Английском королевстве случился скандал – на встречу с тогда еще невестой принца Гарри, имеющей африканские корни, близкая родственница королевы надела брошку в виде негритянской головы.В случайное совпадение никто не поверил – жена кузена Елизаветы II принцесса Мария-Кристина Кентская не в первый раз оказывается в центре расистского инцидента. То она вспоминает, что «при колониях было лучше», то предлагает вернуться в те же самые «колонии» шумным посетителям ресторана.Далее...
Жаклин Кеннеди из тех женщин, про которых никто не скажет – она обычная. Многие считают, что Жаклин была потрясающей красоткой, и многие – что внешность у нее на большого любителя, если мягко.Равнодушных к ней встретишь редко, ее образ пытаются копировать и сейчас. И все же, была ли она красива или стала красивой в глазах многих людей?Далее...

Мало кто знает, что самый большой лагерь для пленного высшего командования противников СССР в Отечественной войне располагался в селе Чернцы неподалеку от Иваново.До революции в этом старинном селе, стоящем вдалеке от больших дорог, находилась усадьба состоятельных помещиков и фабрикантов Дедловых – она и стала на тринадцать лет местом заключения четырехсот немецких, японских, венгерских и итальянских офицеров.После октябрьского переворота большевики устроили в покинутой прежними хозяевами усадьбе санаторий железнодорожников, который успешно работал до военных лет.
Село Чернцы Ивановской областиК середине Отечественной войны встал вопрос – где держать ставших уже многочисленными важных пленников (всего из четырех миллионов попавших на территории СССР в плен немцев одних только генералов было более шестисот). Сдавшегося в плен в самом конце января 1943-го года Фридриха Паулюса, командовавшего группой немецких армий под Сталинградом, держали сначала в Спасо-Ефимьевом монастыре в Суздали.Но, несмотря на внушительные стены монастыря, это место не считалось надежным, поскольку всем, и немцам тоже, было известно, что там военная тюрьма – и руководство НКВД опасалось, что враги смогут подготовить операцию и выкрасть важного пленника. Тогда срочно обустроили новое секретное место для содержания немецких офицеров, им и стал бывший санаторий рядом с расположенным в ивановских лесах селом Чернцы.
Далее...

Подслушала разговор, спорили двое мужчин средних лет.Один говорил, что согласен как самый первый Рокфеллер работать как вол и отказывать себе во всем много лет, но зато сколотить состояние и в пожилом возрасте иметь хороший уровень жизни и не трястись от страха, что не хватит денег на медицину.Второй говорил, что нет ничего глупее, чем слить свои лучшие годы на тяжелый труд, ничего не увидеть, не попробовать, не погулять, наконец, а в старости – какая уже радость от достатка?
Джон Рокфеллер с детских лет хватался за любую работу и копил каждую копеечку. Не тратил на себя ничего - зато уже подростком мог дать в долг под проценты серьезную сумму. Фото не Рокфеллера, конечно.Я сразу вспомнила, что ученые уже все посчитали. В современной теории экономики есть постулат о рациональном поведении человека, который стремится к максимальному потреблению в течение всей жизни. А чтобы максимизировать потребление «за всю жизнь», надо его в течение жизни «усреднять» – в периоды больших доходов откладывать, чтобы сгладить разрывы и не иметь периодов нищеты.То есть, по науке – надо ограничивать себя и бороться с желанием потратить все заработанное на удовольствия.
Далее...

Японцы обожают Чехова. Европейская интеллигенция запросто поговорит о Толстом и Достоевском, с цитатами. А вот спросить про Островского – молчание, нет, не слышали.
Как же так получилось, что Островского, автора полусотни без преувеличения великих театральных пьес, без которых немыслим репертуар любого театра, совсем не знают за границей?
Ответ простой – его почти невозможно перевести, не потеряв прелести его мягкого юмора, сложнее только перевод Грибоедова, разъяснений будет больше, чем текста.

Даже названия пьес Александра Николаевича Островского – сплошные афоризмы: «Без вины виноватые», «Бедность не порок», «Бешеные деньги». А уж диалоги героев битком набиты крылатыми словечками, иносказаниями, намеками и подшучиваниями.
Когда профессор Калифорнийского университета, крупный славянист и переводчик, попытался выпустить сборник пьес Островского, названия их не умещались в двух строчках: “It’s a family affair – we’ll settle it ourselves” – это «Свои люди, сочтемся». Пьесы Островского пытались ставить за рубежом, но, как признавали критики – это получалось слишком сложным для публики, они оставались непонятными и неразгаданными.
Далее...

У Дали были сложные отношения с женщинами – вернее, сказать, до совсем взрослого возраста не было никаких. К своему двадцатипятилетию он оставался девственником, женщины его пугали.И одновременно – он был в плену своей еще подростковой фантазии о женщине, которая предназначена ему судьбой. Он утверждал, что задолго до встречи с женой поэта Поля Элюара знал, что эту женщину будут звать Гала.Что это было, совпадение или художественный вымысел, а Дали и Гала оба были теми еще мистификаторами – сказать трудно. Но русскую эмигрантку Елену Дьяконову, покинувшую родину в юном возрасте, в эмиграции все знали исключительно как Галу.
Дали и Гала в Кадекасе, 1930-й годГала – и на французском, и на испанском означает примерно одно: праздник. Разница в ударении: французы говорят, ударяя на второй слог, а испанцы на первый, смягчая вторую «а», так что это слово звучит почти как «галя».Галей, Галиной звала дочку мать Елены, почему-то настоящее имя дочери ей не нравилось. И Галой, с ударением на второй слог, стал сразу же после знакомства называть Дьяконову будущий большой французский поэт и ее первый муж, Поль Элюар. Она и правда стала для него «женщиной-праздником», они прожили вместе пятнадцать лет, до встречи Галы с молодым Сальвадором Дали.
Далее...

Каждый, кто смотрел «Визит к Минотавру» заметил, сколько внимания авторы уделили линии изобретения великим скрипичным мастером уникального и гениального лака, который являлся залогом выдающегося звучания его скрипок.Однако современная химия открыла секрет Страдивари – и это оказался вовсе не лак. Лак как раз был самый обычный, точно такой же, которым пользовались все мастера города Кремоны.Скрипки мастеров Страдивари, Амати и Гварнери не зря пользуются славой самых прекрасных инструментов, это совсем не «маркетинг». Их звучание действительно отличается от других, и до сих пор не научились делать инструменты, чье звучание профессионал спутал бы с настоящей скрипкой Страдивари.

При том еще, что Страдивари делал очень красивые скрипки, самых изящных пропорций и изгибов, благородного цвета.Всегда считалось, что секрет, во-первых, в том, что Страдивари и другие большие мастера делали деки своих инструментов из цельных кусков дерева, и, во-вторых – в «волшебном» лаке, рецепт которого не узнать.Но узнать получилось, и волшебный лак оказался обычной льняной олифой, покрытой сверху смолой хвойного дерева, придававшей скрипке красноватый оттенок. Так делали все мастера, и краснодеревщики, изготовители дорогой мебели – тоже.
Далее...